Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов - Михаил Бирюков

коммуны, почти неприличному на фоне того, что происходит в то же время повсюду[440].

Педагоги Мстёрской коммуны с членами комиссии Наркомпроса. Декабрь 1921. Государственный архив Владимирской области. Первый ряд, слева направо: М. Исаев, Ф. Модоров, Е. Калачёв. Второй ряд, стоят слева направо: члены комиссии А. Жуков (?), А. Печатников (?), Н. Изнар; М. Зверева, неизвестные, Н. Подшивалин. Третий ряд, слева направо: И. Модоров, Л. Зверев, М. Могилко, М. Кривоногова (выше), М. Змиева, крайний справа: К. Мазин. Атрибуция автора

«Материальная база школы исключительно богата», — говорится в отчете. Вслед за перечислением разнообразных построек и земельных угодий подробно характеризуются производственные возможности мастерских: «Школа располагает двумя собственными электрическими станциями, снабжающими светом решительно все принадлежащие к школе постройки, посад Мстёру и село Татарово. Прекрасно, в заводском масштабе оборудованные мастерские служат для станковой и монументально-фресковой живописи, художественной обработки металла и дерева, шитья и художественной вышивки. Мастерские оборудованы станками самых разнообразных типов и систем… Имеется кузница, чугунно— и меднолитейная, с наборами необходимых принадлежностей и достаточно разнообразным комплектом литейных моделей. <…>

Громадные запасы материалов, всякого рода припасов и запасных частей на складах, живой и мертвый сельскохозяйственный инвентарь, плодородие земель и близость судоходной реки (Клязьма), здоровая, живописно высящаяся над рекой местность и обилие окружающих лесов — все создает материальное благополучие школы и обеспечивает возможность неограниченно развивать не только экономическую, но и педагогическую жизнь школы», — заключали эксперты Наркомпроса[441].

Наилучшее впечатление на них произвели маленькие коммунары: их без малого двести человек; «выглядят здоровыми и бодрыми, держат себя свободно, но без излишней развязности, проявляют инициативу как в труде, так и в развлечениях. В классах видишь живой интерес к делу и отсутствие скуки». Дети почти не болеют и не пропускают занятий.

«Педагогический персонал тесно спаян в дружный коллектив и ведет работу по самоусовершенствованию. Отношения между учащими и учащимися простые и искренние.

Инструкторы и руководители работ в мастерских… глубоко заинтересованы в результатах педагогической работы и отличаются высокой квалификацией, так что позволительно сказать про них, что они все на своих местах. <…>

Как опытное учреждение Мстёрская школа представляет выдающийся интерес, во-первых, тесной и неразрывной связью с краем и местным населением… Школа впитала в себя все жизненные интересы края… здесь… использованы вековые навыки кустаря-ремесленника, наследственно передающего от отца к сыну не только тайны своего дела, но и биологически унаследованнные дарования… Живопись — база воспитания. Развитие эстетического вкуса… используется как стимул педагогических достижений. С самых первых шагов школьной жизни, т. е. с 8 лет, детвора пристращается к изобразительному искусству. Далее эта элементарная форма художественного чутья варьирует в промышленные виды творчества. <…>

Центром тяжести всех достижений и завоеваний школы служат мастерские, начиная с основной — живописной — и кончая электростанциями… Прекрасное оборудование металлообрабатывающей и деревообделочной мастерских, даже на техника производящих впечатление своими внушительными размерами и серьезными машинами. Здесь царит индустриально-заводское, а не кустарно-ремесленное настроение».

Нетрудно заметить, что выводы комиссии никак не связаны с оценками В. Л. Храковского, сделанными практически на одном и том же материале. Исаев, Изнар, их коллеги, в отличие от Храковского, увидели в Мстёре редкий пример почти буквального совпадения идеального образа реформы художественного образования с педагогической практикой. В месте, где «развито народное творчество, где явно бьют родники народного искусства», в условиях свободного выбора, рядом с художниками-мастерами и «при машине» выковывается «кадр ремесленников высшего типа». Это не просто живописцы или скульпторы, а те, кто умеет исполнять художественные работы, «смотря по надобности» нового общества… Конечно, разница объяснялась «углом зрения». Наркомпрос предстает в выводах своих представителей как аморфная, плохо отлаженная машина с невыверенным курсом, на который влияет множество противоречивых обстоятельств…

Мстёрский опыт произвел тем большее впечатление на членов комиссии, что они знали не понаслышке, каких усилий стоила созидательная деятельность в условиях растерзанной войной и разрухой страны. Обозревая итоги первого этапа реформы, Давид Штеренберг подчеркивал, что «эта организационная работа чрезвычайно трудна и невероятно сложна при отсутствии хороших инструкторов, как мастеров, так и художников, с одной стороны, а с другой, при отсутствии материалов и машин»[442]. Типичной была ситуация, при которой открытые на бумаге учебные заведения месяцами не могли приступить к нормальной деятельности, не находя для этого сил и средств.

В Мстёре масштабная, законченная форма возникла в удивительно короткие сроки. «Все это, — говорилось в докладе комиссии о результатах работы Модорова и его соратников, — добыто в каких-то два года и из полуразрушенных зданий с голыми стенами и зияющими отверстиями превращено в цветущий фабричный городок».

Особо подчеркивалось, что «такой успех обусловлен не просьбами и ходатайствами, а наглядным доказательством полезности всех начинаний школы как перед лицом населения, так и перед местными… губернскими и уездными советскими органами».

Итоговый вывод доклада определял Мстёрскую школу-коммуну как «решающую педагогическую проблему в художественно-промышленном уклоне… во всероссийском масштабе»[443].

Стоит ли удивляться, что она не только осталась на государственном обеспечении, но и вошла в ограниченное число учебных заведений художественной направленности (18 из 74), которые непосредственно управлялись из центра, наряду с Витебским художественным практическим институтом, Вхутемасом, Петроградским практическим художественным институтом (бывшая Академия художеств), Высшими художественными мастерскими барона Штиглица[444].

Буквально через несколько дней после отъезда ревизоров во Владимирский губисполком пришло письмо за подписью завотделом художественного образования Главпрофобра НКП Давида Штеренберга[445]. Губернские чиновники извещались, что Мстёрский техникум и «Опытная станция-коммуна» остаются на полном государственном снабжении. При этом Охобр ставил их в известность о планах мстерян развивать хозрасчетные начала в деятельности техникума «путем организации магазина-выставки, кооператива производственного, потребительского и торгового характера». Штеренберг обращал внимание местных властей на необходимость поддержки этих начинаний, со своей стороны, субсидиями и материалами. «Мстёрский техникум по всей работе и оборудованию считается одним из лучших, — заключал свое письмо Давид Штеренберг, — и было бы нежелательно, если его работа не пойдет так, как шла до настоящего времени»[446].

Обращение из Москвы было инспирировано Модоровым, нуждавшимся в упрочении своих позиций в отношениях с губернской властью, и закрепляло результаты недавней проверки. Оперативность, с которой пришла запрошенная помощь, свидетельствовала о том, что его слышали, ценили, что коммуникация между Мстёрой и центром была надежной и эффективной.

Незаметно миновавшие для Модорова три года работы походили на плавание в утлом челне по изменчивому морю. Приходилось ловить ветер в паруса и одновременно следить за тем, чтобы убрать их, когда внезапно, превращаясь в ураган, он грозил потопить суденышко. Время, переживаемое страной, не сулило покоя, а Модоров, судя по всему, покоя тогда и не искал… Весь следующий 1922